Еще не таял снег, я не заметил, как
она пришла, насвистывали, пели
синицы и звонки дверные, жаль, табак
закончился, я пролежал в постели
без малого два дня, как будто взял отгул,
но я не брал, а это значит скоро
я соберу все то, что брошено на стул,
и навсегда покину этот город.
Весна, люблю весну, эмаль разводит март,
выкрашивая небо по заветам
поэта в котелке и в робе, авангард,
приснившийся ему перед рассветом
плохого, не скажи, совсем дурного дня,
глядит в окно и голубеет бледно,
и, поднимая ветви, смотрит на меня
то весело, то страшно, то победно.
Ну что же, мне пора, какой-то город N,
подумаешь, отъезд, я не печален,
но и не рад, представь, возьми меня взамен
стихи, я на березе напечатан,
читай, когда грустишь, когда тебя снега
заносят (ни дышать, ни улыбаться),
а кончится деньга, тогда иди в бега,
неважно, как ты будешь называться.
Неважно, что меня уже не ждут нигде,
опять одни проулки и прилавки,
опять меня ведут к черемухе, к воде,
а там плевки, окурки и булавки,
бутылки, луковки, помои, вечера
сливовые, густые, как варенье,
и красный разворот газеты за вчера
для чтения и умиротворенья.
Неси меня в края, вращенье колеса,
чудесные, витийствую и плачу,
я выбирал маршрут, уже закрыв глаза,
надеясь на случайность и удачу,
должно быть, я ищу не облако, а твердь
такую, где засохшая на перьях
эдемовых эмаль позволит рассмотреть
архангела в тропических деревьях.
1979